Николай Семёнович Лесков (1831–1895) – русский писатель. Его называли самым национальным из писателей России, он вошёл в литературу как величайший знаток духовной и бытовой жизни народа. Он был блестящим автором, имитировавшим язык восемнадцатого века, любившим красочный стиль и умевшим писать и изысканно просто.
«Грабеж» – рассказ Николая Лескова, опубликованный в 1887 году.
Россия, XIX век. Почтенный орловский купец рассказывает о случае, приключившемся с ним в юности. В то время он, девятнадцатилетний отрок, жил вместе со своей матерью и теткой, сидел дома и, глядя в окно, ел моченые яблоки. Однажды зимой к ним приехал дядя рассказчика, которому предстояло выполнить важное поручение – выбрать дьякона с хорошим голосом для церковного пения. Для прослушивания и оценки двух претендентов дядя снял несколько номеров в гостинице. На это мероприятие дядя и племянник отправились вместе. И всё бы хорошо, да только на следующее утро оба они оказались у полицейского пристава.

Приближается таинственный и долгожданный праздник Рождества. По многим верованиям в такую ночь стирается грань между миром живых и мертвых. Именно поэтому в нее так легко встретить как своего ангела, так и напороться на нечистого беса.
Традиции веселых колядок и святочных рассказов поддерживали многие русские писатели, в числе которых Достоевский, Чехов, Куприн и Лесков. Не отставали от них и замечательные писательницы Надежда Лухманова и Лидия Чарская.
Смешные и поучительные, грустные и трогательные – их рождественские истории не оставят вас равнодушными.

«Как художник слова Н. С. Лесков вполне достоин встать рядом с такими творцами литературы русской, каковы Л. Толстой, Гоголь, Тургенев, Гончаров. Талант Лескова силою и красотой своей немногим уступает таланту любого из названных творцов священного писания о русской земле, а широтою охвата явлений жизни, глубиною понимания бытовых загадок её, тонким знанием великорусского языка он нередко превышает названных предшественников и соратников своих. Максим Горький» Аудиокнига озвучена популярным артистом и известным актером дубляжа Сергеем Горбуновым. «Мы плыли по Ладожскому озеру от острова Коневца к Валааму и на пути зашли по корабельной надобности в пристань к Кореле. Здесь многие из нас полюбопытствовали сойти на берег и съездили на бодрых чухонских лошадках в пустынный городок. Затем капитан изготовился продолжать путь, и мы снова отплыли. После посещения Корелы весьма естественно, что речь зашла об этом бедном, хотя и чрезвычайно старом русском поселке, грустнее которого трудно что нибудь выдумать. На судне все разделяли это мнение, и один из пассажиров, человек склонный к философским обобщениям и политической шутливости, заметил, что он никак не может понять: для чего это неудобных в Петербурге людей принято отправлять куда нибудь в более или менее отдаленные места, от чего, конечно, происходит убыток казне на их провоз, тогда как тут же, вблизи столицы, есть на Ладожском берегу такое превосходное место, как Корела, где любое вольномыслие и свободомыслие не могут устоять перед апатиею населения и ужасною скукою гнетущей, скупой природы.»

История обращения в христианство египтянки Азы.

Название рассказа, а отчасти и его тема заимствованы Лесковым из упоминаемого им самим очерка Г.И.Успенского «Куда девался один хороший русский тип?» В очерке Успенского «пожилая дама» говорит: «Нет теперь интересного мужчины... Вот что мне кажется...» Далее она замечает, что раньше «был господствующий тип мужчины, достойного благоговения, поклонения... А теперь нет его... нет теперь такого типа, сокровенную глубину души которого масса женщин могла бы в самом деле благоговейно чтить, уважать или, наконец, просто бояться...»

«Грабёж» - рассказ 1887 года. Почтенный орловский купец рассказывает о случае, приключившемся с ним в юности. В то время он, девятнадцатилетний отрок, жил вместе со своей матерью и теткой, сидел дома и, глядя в окно, ел моченые яблоки. Однажды зимой к ним приехал дядя рассказчика, которому предстояло выполнить важное поручение - выбрать дьякона с хорошим голосом для церковного пения. Для прослушивания и оценки двух претендентов дядя снял несколько номеров в гостинице. На это мероприятие дядя и племянник отправились вместе. И всё бы хорошо, да только на следующее утро оба они оказались у полицейского пристава.

«Грабёж» - рассказ 1887 года. Почтенный орловский купец рассказывает о случае, приключившемся с ним в юности. В то время он, девятнадцатилетний отрок, жил вместе со своей матерью и теткой, сидел дома и, глядя в окно, ел моченые яблоки. Однажды зимой к ним приехал дядя рассказчика, которому предстояло выполнить важное поручение - выбрать дьякона с хорошим голосом для церковного пения. Для прослушивания и оценки двух претендентов дядя снял несколько номеров в гостинице. На это мероприятие дядя и племянник отправились вместе. И всё бы хорошо, да только на следующее утро оба они оказались у полицейского пристава.

Кого надо считать дураком? Кажется, будто это всякий знает, а если начать сверять, как кто это понимает, то и выйдет, что все понимают о дураке неодинаково. По академическому словарю, где каждое слово растолковано в его значении, изъяснено так, что «дурак — слабоумный человек, глупый, лишенный рассудка, безумный, шут…». В подкрепление такого толкования приведен словесный пример: «Он был и будет дурак дураком». «Дурачок — смягчение слова дурак». Ученее этого объяснения уже и искать нечего, а между тем в жизни случается встречать таких дураков или дурачков, которым эта кличка дана, но они, между тем, не безумны, не глупы и ничего шутовского из себя не представляют… Это люди любопытные, и про одного такого я здесь и расскажу.

Тимофей Осипов остался сиротой, и его дядя-опекун растратил почти всё его наследство. Однажды у них вышла ссора, и Тимофея отправляют на поселение в Сибирь. И однажды на Рождество к нему приходит удивительный гость...

Рассказ Лескова "Старый гений" повествует о пожилой помещице, обманутой молодым франтом, который уехал с её деньгами. Несмотря на трудности, женщина борется за возвращение своих средств и имения. Ей помогает таинственный Иван Иваныч, чья хитрость и изобретательность помогают решить проблему. Благодаря его плану, героиня возвращает свои деньги и спасает родовое поместье. Рассказ учит настойчивости, смекалке и вере в справедливость.

После шторма на море, командир судна и его команда собираются вместе, чтобы обсудить влияние морской стихии на человека. Порфирий Никитич утверждает, что море может изменить характер человека, и приводит пример исторического мудреца, который сказал что-то подобное. Остальные члены команды просят его рассказать эту историю подробнее.

«Иной раз в наших местах задаются такие характеры, что как бы много лет ни прошло со встречи с ними, о некоторых из них никогда не вспомнишь без душевного трепета. К числу таких характеров принадлежит купеческая жена Катерина Львовна Измайлова, разыгравшая некогда страшную драму, после которой наши дворяне, с чьего-то легкого слова, стали звать ее леди Макбет Мценского уезда…»

Кружевница Домна Платоновна, недавняя мценская мещанка, переехавшая в столицу, на первый взгляд, существо доброе, простое и кроткое. Однако с первых же слов собственного рассказа Домны Платоновны о ее «прекратительной жизни» в облике этой женщины вдруг проступают совсем иные черты: матерая житейская опытность, цепкость жизненной хватки, азартная поглощенность меркантильной игрой.

Эта книга рассказывает о жизни странника, который пережил множество удивительных приключений на своём пути к Богу.

«Печерские антики» — повесть Николая Лескова, написанная в 1883 году.

Аннотация: в Киеве середины 19 века жило множество примечательных и своеобычных людей, среди которых были полковник артиллерии Берлинский, богомольный старец Малахия с отроком, священник Евфимий и многие другие. Об этих людях и остались юношеские воспоминания автора.

Иван Северьянович Флягин прожил долгую и разнообразную жизнь, побывав во многих местах. Он начинал свою карьеру как крепостной мальчишка, затем стал форейтором на барской шестерке. Однако его жизнь изменилась после того, как он по случайности убил человека. После этого события Ивану явился покойник во сне и предсказал ему много бед в будущем.

Сборник портретов русских женщин, переданных в уникальной манере «лесковского сказа».

Повесть о недюжинном русском характере и губительных последствиях необузданной страсти, первая история женщины — серийной убийцы в русской литературе.

Скучающая молодая купчиха Катерина Измайлова, чья буйная натура не находит себе применения в тихих пустых комнатах купеческого дома, заводит роман со смазливым приказчиком Сергеем и ради этой любви с удивительным хладнокровием совершает ужасные преступления. Назвав «Леди Макбет…» очерком, Лесков как бы отказывается от вымысла ради правды жизни, создаёт иллюзию документальности. На самом деле «Леди Макбет Мценского уезда» — больше, чем зарисовка из жизни: это остросюжетная новелла, трагедия, антропологическое исследование и бытовая повесть, пропитанная комизмом.

На протяжении всей своей карьеры Лесков описывает замечательные русские судьбы: речь идёт вовсе не о великих или известных людях, но Лескову всякий раз удаётся увидеть в героях что-то национальное и при этом не стереотипное. Очерк «Воительница» посвящён кружевнице Домне Платоновне — женщине со сложным характером, знающей весь свет, уверенной в своей простоте и кротости и при этом сводне. Описание её разнообразных приключений выглядит как проба пера, прелюдия к «Очарованному страннику», но язык героини («Ух, уж на это меня взорвало! Сверзну я её, подумала себе, но удержалась») совершенно самодостаточен — перед нами один из лучших образцов русского сказа, в мастерстве которого Лескова никто не превзошёл.

В «Житии одной бабы»Лескова необычайно резко и остро дана тема крепостничества и реформ России позапрошлого века. Отсутствие имени собственного в заглавии выводит на первый план социальный аспект: жизнь одной бабы становится обобщением судьбы всех женщин крепостнической России.

Повесть "Житие одной бабы" исследователи относят к "самым грустным повестям о русской крестьянке".

На одном дорожном ночлеге по старому тракту сбилось так много людей, что все места в просторной избе были заняты. Случились тут люди и конные, и пешие, и швецы, и жнецы, и удалые разносчики, и чернорабочие, которые ходили дорогу чистить. На дворе было студёно, и все, с надворья входя, лезли погреться у припечка, а потом раскладывались, где кто место застал, и начали разговаривать. Сначала поболтали про такие дела, как неурожай да подати, а потом дошли и до "судьбы божества". Стали говорить -- отчего это бог Иосифу за семь лет открыл, что в Египте "неурожай сойдёт"; а вот теперь так не делает: теперь живут люди и беды над собою не ожидают, а она тут и вот она! И начали говорить об этом всякий по-своему, но только один кто-то с печки откликнулся и сразу всех занял; он так сказал:
-- А вы думаете, что если бы нам было явлено, когда беда придёт, так разве бы мы отвели беду?

Публицистическое произведение Николая Семёновича Лескова (1831—1895), впервые напечатанное в журнале «Исторический вестник» в 1881 году, под заглавием «Император Франц-Иосиф без этикета». «Из чужеземных правительственных знаменитостей я видел покойного Наполеона III — на открытии бульвара в Париже, князя Бисмарка — на водах, Мак-Магона — на разводе и нынешнего австрийского императора, Франца-Иосифа — за кружкою пива. Самое памятное впечатление произвел на меня Франц-Иосиф, хотя он при этом капитально поссорил между собою двух моих соотечественниц. Это стоит того, чтобы рассказать».

В последнюю мою побывку в Москве знакомый букинист от Сухаревой башни доставил мне на просмотр несколько старых рукописей, в числе коих находилась и та, которую я нынче представляю вниманию читателей. Она была в старинном корешке, с оклеенными синею бумагою полями и не имела ни подписи, ни заглавия, также лишена была многих страниц с начала и в конце. Но, однако, и то, что в ней уцелело, на мой взгляд представляет немалый интерес как безыскусственное изображение событий, интересовавших в свое время какой-то, по-видимому весьма достопочтенный, оригинальный и серьезно настроенный общественный кружок.

Засим я предлагаю в подлиннике заметки неизвестного летописца в том порядке и под теми же самыми частными заглавиями, под какими они записаны в полууничтоженной рукописи.

Рассказ о делах, происходивших в Сибири в XVIII веке.

Роман-хроника о двух священниках, одном дьяконе, суетах провинциального Старгорода и крушении заповедной сказки. Главная книга Лескова сочетает комизм и почти старообрядческий пафос, а консерватизм писателя оказывается одной из сторон его независимости.

«Соборяне» — хроника последних лет жизни двоих священников и одного дьякона в городе Старгороде. Литературное сокровище русского консерватизма, «Соборяне» — книга о бесконечно милом сердцу Лескова провинциальном духовенстве, о людях ревностных, смешных, трогательных. Их рачение, искренность, готовность бороться за веру не находят в России должного места — причём не только из-за перемен в политическом сознании, к которым Лесков относился без приязни, но и из-за того, что «несть пророка в отечестве своем».

Рассказ каменщика из старообрядческой артели о спасении дивной иконы ангела: чтобы вызволить отобранную у них икону, староверы отправляются в дальнее путешествие и решаются на преступление, в котором им помогает англичанин. «Запечатленный ангел», вероятно, самый искусный пример лесковского сказа, отчасти потому, что имитация народной речи здесь сопряжена с этнографическим исследованием.

«На скором поезде между чешской Прагой и Веной я очутился vis-à-vis с неизвестным мне славянским братом, с которым мы вступили по дороге в беседу. Предметом наших суждений был „наш век и современный человек“. И я, и мой собеседник находили много странного и в веке, и в человеке…»

«Лет пятнадцать назад в одном селе умер от опоя приходский пономарь; и был похоронен на своем приходском кладбище. Как на грех, вскоре же после похорон этого опивицы настала засуха; зелени стали желкнуть, крестьяне повесили головы, подняли образа, отслужили на поле мирской молебен на коленах с рыданиями, а засуха все продолжалась. Крестьяне совсем растерялись, – хорошо знакомые ужасы предстоящего голода приводили их в совершенное уныние. Вдруг в село заходит какой-то грамотей, не то солдат, не то коробейник…»