– Я видела тебя сегодня утром, – сказала я спокойно. – У детской площадки. С женщиной и ребёнком.Его улыбка дрогнула, но не исчезла. Вместо этого она стала какой-то механической, застывшей.– А, это… – начал он, и я буквально услышала, как в его голове прокручиваются возможные оправдания. – Это Кира, она клиентка мастерской. Мы делали проект её квартиры в прошлом году, и она…– Не надо, – я подняла руку, останавливая поток его слов. – Не оскорбляй меня ложью, хватит. Я видела, как ты её обнимал. Как целовал. Это были вовсе не деловые объятия.Он замолчал. Медленно опустил коробку конфет на прикроватную тумбочку и сел на край кровати. Не рядом со мной – на самый край, сохраняя дистанцию.– Как давно? – спросила я, глядя не на него, а на нашу семейную фотографию на стене.Валя вздохнул.– Два года, – тихо ответил он.

– Вера, – сказал он тихо. – Нам надо поговорить.Я знала. Ещё до того, как он произнёс эту фразу – самую страшную фразу в семейной жизни – я знала.– Конечно, – сказала я слишком бодрым голосом. – Давай поговорим за ужином. Я утку запекла, с апельсиновым соусом, как ты любишь.– Вера, – он наконец посмотрел мне в глаза. – Я ухожу.Два слова. Они повисли между нами, тяжёлые, как бетонные плиты.– Куда? – глупо спросила я, словно он собирался в командировку.Александр вздохнул. В этом вздохе было всё: усталость, сожаление и облегчение человека, наконец решившегося прыгнуть с высоты.– К Ольге. Моей… – он запнулся.– Секретарше, – закончила я за него. – Вы давно?..– Восемь месяцев, – ответил он просто.– Ты уверен? – спросила я тихо, чувствуя как на кусочки рвётся сердце. – В том, что хочешь разрушить всё, что у нас было?– Я больше не люблю тебя, – ответил он просто. – Прости.