Самое замечательное в этом диске - это, конечно, записи чтения самого Мандельштама. Записи очень несовершенные, сделанные давным-давно на восковых валиках фонографа. Но пусть с помехами, искажениями, несомненно обедняя тембр голоса, они все-таки дают некоторое представление о манере чтения поэта, которая так удивляла и радовала его современников.
Судя по многим мемуарам, манера эта со временем менялась (раньше он читал более нараспев, позже - более сдержанно), но всегда он вкладывал в чтение всего себя, старался выразить в движении голоса еще что-то трудно передаваемое, но весьма существенное.
«...Мандельштам не хочет разговаривать стихом, это прирожденный певец, и признает он не чтение стихов, а патетическую декламацию. Его идеал - театр Расина, «когда расплавленный страданьем крепнет голос, и достигает скорбного закала негодованьем раскаленный слог» - писал Максимилиан Волошин о своеобразии мандельштамовского чтения.
Сохранившиеся записи свидетельствуют о том, что Мандельштам читал торжественно, напевно, очень музыкально. Особенно примечательно в его чтении то, что его интонирование не столько выявляло смысл стихотворения, сколько создавало определенную дополнительную эмоциональную окраску. Движением голоса он стремился передать (и передавал!) то, что только словом передать, выразить, невозможно.
Мандельштам много думал о звучании поэтической речи. Иногда он даже несколько преувеличивал преимущества звучащего слова перед «немым» текстом. Говорил, например, что стихи Ахматовой «сделаны из голоса и существуют только вместе и ним...» (Лев Шилов). Мандельштам утверждал (опять же несколько преувеличивая), что он один в России «работает с голоса» и что вообще поэзия по-настоящему живет лишь в звучании, в исполнении. Разумеется, не во всяком, но в том, какое он называл «понимающим исполнением».