Сколько себя помню — нас всегда было четверо. Неразлучные друзья-мушкетеры, четыре сорванца, которые всюду носились вместе. Что ни говори, а четверка — очень удобное количество для дружбы. Бедные компании из нечетного количества ребят: как ни делись, а кто-то в обиде. То ли дело мы. Играть в футбол? Две команды готовы. Четыре квадрата? Название говорит за себя. В карты — пара на пару, в шахматы — у каждого по советчику, одна голова хорошо, а две лучше. В войнушку или сыщиков-разбойников на территории заброшенного детского лагеря в пригороде? Лучше и не придумаешь, две пары зорких глаз, две пары чутких ушей и две пары быстрых ног на каждой стороне. Даже охотников за привидениями должно быть четверо, и уж тем более, пресловутых мушкетеров.

Шестеро уже толпа, двое еще мало, а вот четверо — в самый раз.

Нервов у меня всегда было ровно столько, чтобы не влезть в петлю из-за неприятностей на работе. Из-за всего я переживал и нервничал, перемывал в мозгу любое неоднозначное событие и ходил, оглядываясь на тех, с кем имел неосторожность повздорить. Тряпку мокрее еще поискать, если, конечно, кому-то интересны такие поиски..

Гулять на «Пожарке» мне никогда не нравилось. Район был какой-то уж слишком неправильный. Огромные пространства, территория словно район-муляж для испытаний ядерного оружия. До перестройки там повсеместно были общаги училищ, а ближе к нулевым они незаметно трансформировались в коммуналки. Жители там были угрюмые, большинство кое как сводили концы с концами. А те, кто пережил девяностые, и вовсе выглядели как серые оболочки. Еще в моем детстве за «Пожарку» ходили самые дурные слухи. Гопота там была полоумная, хлопнуть могли за что угодно. Одного моего приятеля избили за то, что у него была поломанная рука в гипсе, за другим бежали двадцать минут, только потому что тот выкинул пустую бутылку в мусорник. В детстве, я старался обходить район «Пожарки» стороной, мне даже страшно было его видеть из своего, безопасного района. Ну, а ближе к пятнадцати годам, начал бывать там почти каждый день..

Что заставляет детей раз за разом лазить на спор в темные подвалы, где живет страшный Бука? Дразнить ведьм, способных прилететь за ними ночью и сожрать в отместку со всеми костями? Вызывать пиковую даму, зная, что одна небольшая осечка – и им точно конец? Дело ведь не только в любопытстве. Что-то в таких вещах неудержимо влечет к себе неокрепшие умы – какая-то особая тяга к ужасу, каким бы запредельным он ни был. Конечно, большая часть подобных развлечений безобидна, но…

Что может сделать ребенок, если поймет вдруг, что зашел слишком далеко, что вступил в контакт и выпустил в мир нечто, что не в состоянии не только контролировать, но даже до конца осознать? Ничего. Только смотреть на результат своей шалости, чувствовать, как он впечатывается в подкорку, и сожалеть. Сожалеть до конца своих дней.

Вы никогда меня не видели, но, возможно, я знаю вас. Вы повесили в комнате магнитную доску и всю расписали её матом. Вы храпите так громко, что сами просыпаетесь. Однажды вы сильно испугались паука в ванной и два дня туда не заходили. Вы ходите по дому обнаженной. Вы каждое утро вслух убеждаете себя встать с кровати и не встаете до обеда. Вы пьете в одиночестве по выходным, да и в будни нередко. Вы бьете своих детей, но перед знакомыми рисуете картину образцовой семьи. Вы курите в постели даже после того, как три раза чуть не подожгли кровать. Вы раните себя ножом и не убираете кровь с раковины...

Как бы там ни было, я стараюсь сохранить теплую память о тех временах: о нашем доме в деревне и о бабушке с дедушкой. Каждое лето мы с сестрой проводили у них.

Саша всегда знал, как получить лучший подарок на Новый Год.
Вместе с мамой, они писали письма, пекли печенье, украшали дом огнями, чтобы добрый Дед Мороз издалека видел их старый одноэтажный домишко и спешил туда с полным мешком подарков. Саша всегда с нетерпением ждал новогодней ночи, не мог уснуть от волнения, не смыкая глаз вслушивался в зимнюю тишину. Иногда ему мерещился слабый рев оленей из упряжки Деда Мороза, шорох золотых бубенчиков на их лощеных гладких шкурах, цоканье блестящих копыт. Саша любил оленей, иногда ему даже было их жалко, но он понимал, что без оленей не будет новогоднего чуда, Дед Мороз не тронет печенье, не полезет сквозь дымоход и не принесет желанного подарка...

Случилось это, порядком, 6 лет назад. Я тогда только вернулся из армии, заряженный по самую макушку планами на будущее. Перво-наперво я решил перебраться к отцу в город побольше (мои родители в разводе) и начать там новую жизнь, так сказать, с новыми возможностями. Единственной проблемой была моя мачеха, второй брак моего отца, как не трудно догадаться. Можете себе представить плохую мачеху из фильмов и книг? Так вот, это она...

Найдено в чьей-то электронной почте..

"– А Вы верите в Бога? – неожиданно спросил Елисей. – Среди историков довольно много верующих.
«Странно, я ведь не говорил, чем занимаюсь. Неужели стал настолько известным?» – эта идея даже немного польстила Борису Александровичу.
– Нет, – ответил он, – а к чему вопрос?
– Некоторые верующие отрицают существование сверхъестественного, которое исходит не от Всевышнего. Никогда не понимал такую позицию. Это самоуспокоение, причём довольно сомнительной эффективности.
– А Вы верующий, я правильно понимаю? – доцент всё яснее чувствовал, что перед ним какой-то фрик.
– К сожалению, нет, но по другим причинам. Мне просто не нужно верить, потому как я точно знаю, что Он есть. А ещё я знаю, что сейчас лучше бы сгруппироваться. Если знаете какие-нибудь молитвы, то читайте.
Внезапно погас свет. Вагон ощутимо тряхнуло, раздался оглушительный скрежет: поезд экстренно тормозил. Юнкеровский рефлекторно схватился за подпорку верхней полки. Толян, не успевший среагировать, с криком влетел головой в стену и сполз на пол.
– Проклятье, что это было?! – прорычал доцент.
– Конечная, – мрачно произнёс Елисей"

Доволен ли я своей жизнью? Отвечу, что да. У меня есть, конечно, не все, но многое для того, чтобы с чистой совестью так сказать. Работа, которую я люблю, не то, чтобы легкая, но дающая радость и скромный, но достаточный доход, чтобы пристойно жить и выплатить остатки суммы за симпатичный дом. Жена, которую искренне люблю и ценю еще со студенческой скамьи, и главное, это – взаимно. Сынишка, который весь в нас – а как иначе сможешь с одинаково реальным восторгом ковыряться в деталях старых машин, которые папа великодушно дозволяет изучать, когда берет с собой на работу, и постигать премудрости готовки необычайно вкусных маминых угощений?

Никогда не любил старые квартиры. Есть в них что-то такое неуютное, от чего там совсем не хочется находиться. Возможно всё дело в том, что выглядят они все похоже. Огромные шкафы и румынские стенки со всевозможными чайными сервизами, книгами, фотографиями в рамках и прочим скарбом, накопленным за жизнь. Ковры на стенах. Пожелтевшие обои и старая, пропахшая пылью мебель. Предметы былой роскоши в виде магнитофонов и радиол. В этих жилищах всегда веет тоской и запустением, даже если хозяева стараются поддерживать в них жизнь. Может быть дело в том, что мне не довелось родиться и вырасти в одной из них и я с детства был разбалован тем, что тогда называли евроремонтом. Я никогда не любил бабушкину квартиру. Конечно мне нравилось проводить время со стариками и я всегда с большой охотой сам приходил к ним в гости. Но я никогда не любил оставаться на ночь в этой квартире. Ещё тогда, в далёком детстве я чувствовал, что в ней есть что-то большее, чем налёт старины...

Наверное, почти каждый, столкнувшийся в жизни с чем-то странным, плохо объяснимым, и пугающим, задавался вопросом: «Что это было?». Что коснулось его, жестоко и напрямую, или пусть легонько, походя, может, даже не заметив? Такие сомнения и догадки могут мучить всю жизнь, заставляя вновь и вновь переживать моменты, когда это «нечто» случилось. И чем больше проходит времени, тем сильнее обремененный аксиомами повседневности разум мучает другая мысль: «А было ли это вообще?».
Мне же куда проще. Я знаю: «это» не просто было. Это есть. И, скорее всего, существует и сейчас, пусть даже в виде непримечательного предмета. Последний раз я видел его три года назад. Держал в руках и даже приводил в действие. Оно точно существует.
Только от того не легче.

Не могу точно вспомнить что это был за год, помню лишь что был наказан по какому-то пустяку. Ни компьютера, ни телевизора, никакой улицы. Пока все мои друзья гуляли, я сидел дома и умирал от скуки. Даже если это была неделя запрета на прогулки, для меня она превращалась в целую вечность, и чтоб хоть как-то себя занять, я мог часами смотреть в окно, в надежде увидеть хоть какого-то знакомого пробегающего по двору. От этого становилось как-то легче, и появлялась надежда, что раздобревшие чудесным образом родители, внезапно отпустят меня гулять, в честь моей маленькой радости. С такими мыслями я и нес свою пристальную вахту. Обычно ничего особенного не происходило, как назло, друзья в те дни куда-то испарялись, и видел я лишь медленно прогуливающихся бабок со двора. В остальное время, вид из моего окна был словно на паузе. В такие моменты, мне становилось как-то особо по детскому тяжко. Я буквально молил Бога о том, чтоб хоть что-то случилось, и оно случилось..

— Это он! — мальчик держал на ладошке крохотный резиновый мячик. - Тот самый! Который я потерял!
Андрей улыбнулся, глядя в широко распахнутые светло-зеленые глаза Максимки. Уж больно тот походил сейчас на причудливого дикого зверька...

После страшного землетрясения пробуждаются от вековечного сна приближенные великого Ктулху. Да и сам Властитель древности поднимается на поверхность вод вместе со своим обиталищем – мрачным городом Р’лайх. Тонко чувствующие перестают спать, художники пишут невероятное, слабые сходят с ума… «В своем доме в Р’лайх мертвый Ктулху проснется в назначенный час» поют последователи древнего культа, принося человеческие жертвы...

Ктулху уходит на дно и снова погружается в сон, но надолго ли?..

Собирая грибы в тревожном лесу, стоит соблюдать предельную осторожность.

Валентине Александровне не спалось. Диван был жестким, из-за тонкой стены доносился тихий, но от этого не менее раздражающий, звук соседского телевизора, в окно незваным гостем стучал ветер, а в комнате подванивало гнилым мясом. Тянуло со стороны шкафа, за которым, должно быть, сдохла мышь.

Ну что, господа, раздобыл я провод для своей мыльницы, а значит настало время увлекательных историй. Как я уже говорил, мой покойный дедушка нес службу в милиции еще с советских времен и до самого конца 90-х годов. Если точнее, был он следователем в единственном отделении небольшого подмосковного городка. Человеком он был очень молчаливым и мрачным, но стоило спросить его о работе, как он становился чуть более разговорчивым. По-моему, работа была единственным, что он любил...

Антонина Петровна выпрямилась. Больная спина дала о себе знать неприятным нытьём: снова радикулит замучил. На погоду. Осень такая выдалась: сырая, дождливая. Скоро будет сложно каждый день опускаться на колени и склонять голову в ежевечерней молитве.
Ничего. Господь посылает нам испытания, и мы должны с честью проходить их. Что там какая-то больная спина перед волей Всевышнего? Разве сможет она перебороть это дивное ощущение благоговения, что Антонина Петровна испытывает каждый раз, когда обращается к Нему?
Хотя к ревматологу заглянуть всё-таки стоит...

Дом был старый. Должно быть, ему было лет сто: толстые кирпичные стены, высокие — метра три — потолки, паркет — даже в общем коридоре. В таких домах приятно жить — чувствуются простор и объем.

Сзади скрипнул снег, сбоку пронеслось что-то быстрое и огромное, пока еще скрытое рядами темных стволов. Линка застыла, зажмурила глаза, ожидая, что вот-вот схватит ее когтистая лапа, утащит с тропы в темноту леса. Но ничего не случилось, только ухнуло где-то вдалеке, будто бы с ликованием. Девочка медленно открыла глаза, робко глянула вперед, где должны были быть темные фигурки остальных. Было четверо, осталось трое. Значит, кого-то все-таки утащили, кто-то не выдержал и побежал. Где-то очень далеко, слишком далеко, раздался надрывный крик, будто кишки живьем вытягивали, тягучий, безответный. Идущая перед ней фигура упала на колени, зажав уши руками и уткнувшись лицом в истоптанный маленькими следами снег. Этот будет следующим.

Главный герой столкнулся с одиночеством после разрыва с девушкой и пытается находить утешение в обществе новых знакомых. В этой компании появилась шутка, которая стала его любимой.

Пять жутких историй.

Содержание:

Молчи! - by Макс Далин
На дне - by Владимир Душный
Коммуналка - by Александр Щёголев
Похороны куклы - by Клара Эверт
Гробовая машина - by Камилла